для людей того времени был недоступен взгляд на еврейскую библию как на мифологию, а на упоминаемых на ее страницах божествах как на сказочных героев, дуализм был вполне логичным решением парадокса богов.
Так и бросили все как есть, и именно из этой неразрешенности вытекли концептуальный пофигизм и богословская анархия, царящие в церковной жизни до сих пор. Злого демиурга переименовали в дьявола и его тварностью прикрыли надмирную природу этого младшего бога: тот же самый дуализм, только в профиль. Под это дело хорошо пошла легенда о войне на небесах, ангело- и демонология и прочие атрибуты древнего язычества, которые церковь некритично почерпнула из еврейской мифологии.
По сути, в античном мире параллельно развивались по крайней мере две «Благие Вести»: иудейская иаково-павлова в виде мессианского иудаизма, и совершенно противная иудаизму Иисусо-апостольская, носителями которой были ближайшие ученики Иисуса, галилеяне, бывшие ученики ИК. Но к этому второму заодно они присоединяли родимые пятна зороастрийского мандео-назорейского учения, усвоенного ими от своего первого учителя, Иоанна Крестителя, а проще – дохристианского гностицизма, который ищут давно и не могут найти ученые мужи, даже не замечая, что он в практически неизмененном виде лежит у них под носом в библиотеке Наг-Хаммади. Вот из этого всего и получился заодно с Учением Иисуса христианский гностицизм, который столь яростно обличали и искореняли святые отцы апологеты две тысячи лет вполне безуспешно.
Плодом второй ветви стали дошедшие до нас, наряду с совершенно фантастическими гностическими текстами упомянутой библиотеки Наг-Хаммади, более умеренные евангелия Фомы и Иоанна, содержащие в виде множества логий Иисуса его подлинное Учение о Другом Боге. Оно по своей природе было противоположно мессианству, распространявшемуся в иудеохристианской среде, начиная с иерусалимской общины, возглавленной иудейским фарисеем Иаковом Праведным, беззастенчиво выдавшим себя за «брата Господня» (галилеянина) и возглавившим на этом основании христианскую общину Иерусалима вместо Петра. Которого в Иерусалиме, видимо, втихую объявили трусливо сбежавшим вместе с Иоанном Богословом и другими галилеянами – но их авторитетом продолжали беззастенчиво пользоваться при каждом удобном случае, как это видно из посланий Павла и из сказочных «Деяний».
Первая же ветвь, иудеохристианство, породила в конечном итоге, как это ни парадоксально, Новый Завет.
Полагаю, что заметки, собранные в иудеохристианской среде Маркионом, искренне верившим Павлу, были благосклонно приняты иерархией Римской церкви и пришлись как нельзя более кстати.
В Риме во времена Маркиона (и до него), видимо, существовали две христианские общины, не сообщавшиеся между собой: первая, учрежденная вовсе не Петром, в Риме никогда, как я полагаю, не бывавшем, а как раз опекаемая Павлом, к которой он писал «послание к Римлянам», иудеохристианская, возглавлялась иерархией, епископами, или римскими папами, как их уже тогда начали называть; вторая, возможно, была от другой ветви христианства, условно «гностической» Петра, Иоанна и других галилеян, и во времена Маркиона возглавлялась неким «гностиком» Валентином, прибывшим в Рим, как сообщает Ириней Лионский, при папе Гигине [96] около 140 года, то есть практически одновременно с Маркионом. А откуда вообще взялась в Риме христианская община? Предание о том, что ее основал Петр, чуть не в 43 году ставший первым римским папой, представляется совершенно невероятным: в 33 он неграмотный галилейский рыбак в безвестной окраинной провинции, имперском захолустье, потом, согласно версии Деяний, возглавлял общину в Иерусалиме, где учредил и возглавил первую церковь, и где году эдак в 38 принимал у себя Павла, видимо, уже будучи не у дел, начальствовал «брат Господень», которого Петр зазвал к себе поглядеть на Павла – якобы. И зачем-то – галилеянин, говоривший только на арамейском – отправился в Рим и там собрал целую церковь в которой стал епископом в 43-м – интересно, он на каком языке римлянам проповедовал, и кто бы стал слушать его на арамейском? Правда, Папий Иеропольский упоминает некоего Марка, бывшего у Петра переводчиком [97] – но кто бы стал в Риме слушать косноязычного неграмотного рыбака из провинции даже через переводчика? Затем, опять-таки согласно Павлу, участвовал в Иерусалимском соборе в 50-м, где согласился «идти к обрезанным», то есть опять-таки только к евреям (а как же временно оставленная кафедра в языческом Риме?). И почти сразу оказался опять в Сирии, в Антиохии. А оттуда опять в Рим вместе со случайно встреченным на дороге Павлом в 66-м на распятие в 67 – какая бурная биография. Заодно надлежит вспомнить, что был еще и епископом Антиохии до Игнатия Богоносца [98], что уже вообще ни в какие ворота не лезет. Кстати, могилу Петра искали в Риме лет тридцать, но так и не нашли. Вообще, с ранней Римской церковью связано множество легенд одна нелепее другой. К примеру, из Деяний известно, что Павел, прибывший в Рим, как узник, под конвоем, по пути туда: то три дня пирует и еще три месяца гостит у начальника острова Мелит, то по просьбе «братии» задерживается у них в погостить в городе Путеол на целых семь дней – это притом, что в Рим ведут целую толпу узников, и римские солдаты в человеколюбии и гуманизме замечены не были никогда. Прибыв в Рим, Павел созывает к себе в гостиницу (не в тюрьму) иудеев обращать их в христову веру – это притом, что Петр уже с 43-го года, целых пятнадцать лет как епископ римской общины, собранной из синагогальных римский евреев, которых он уже давно всех обратил в христианство. А Павел, так и не добившись с римскими иудеями успеха, провожает их грозным пророчеством о принятии в будущем Вести не ими, а римскими язычниками – то есть, никакой организованной общины христиан в Риме на самом деле не было ни иудейской, ни языческой, если, конечно, верить сказочным «Деяниям». Как не могло быть и самих иудеев, еще в 50-м году изгнанных из Рима Клавдием [99]. Потом человек, находящийся под стражей, вдруг освобождается без суда и отправляется в очередное путешествие чуть не на десять лет, оттуда якобы пишет послание Римлянам, в котором указывает, что в Риме до этого вообще не бывал, никаких общин там не учреждал, и тамошних христиан в глаза не видал и лично никого из них не знает. Потом зачем-то «возвращается» в Рим в 66-м вместе с Петром, якобы встреченным на дороге, в Риме тут же опять арестовывается уже непонятно кем, за что и почему, и приговаривается судом к казни заодно все с тем же Петром, и в 62—64 (!) а может, в 67-м принимает смерть через отсечение головы.
Еще одним интересным фактом является то, что, автограф послания к Римлянам в Рим привозит из Синопа Маркион в 140-м году. Казалось бы, будь в Риме христианская община времен Павла, его личное послание к ней в этой общине должно было храниться, как величайшая святыня, и передаваться из поколения в поколение, пределов общины никак не покидая, и оставаться в Риме, куда было адресовано Павлом – так откуда же его добыл на провинциальных окраинах Империи Маркион Синопский, привезший его в Рим в 140-м?
Напрашивается одна смелая гипотеза.
В послании к Римлянам Павел пишет что направляется в Иерусалим. Но в Иерусалиме он бывал всего дважды, второй раз – на соборе в 50-м. Что, если послание к Римлянам было написано именно тогда? За это говорит полное исповедание Павлом своего павлианства именно и только в этом послании. Адресовано оно было неизвестно кому, на деревню дедушке – а нашлось в Синопе. Представим, что некто очень хочет приблизиться к Павлу и стать его ближайшим учеником, будучи никем. Как это сделать без особых усилий? Ровно так же, как Павел объявил себя учеником и апостолом Иисуса, заявив, что он видел Его на дороге в Дамаск – наврать, что вот он только что к Павлу из самого Рима с поручением римских христиан, чтоб сам Павел пришел к ним с проповедью своего павлианства. А что? Действует безотказно, играя разом на всех струнах самолюбия, самомнения, самовеличия и гордыни – какая удача! И вот уже наш книжник Шауль спешит отвечать, чтобы отправить свой ответ новообретенной общине окормляемых с нарочным. Тот отправляется с ответом к воображенным им римским христианам – и никуда не едет, кроме как к себе домой. Там впоследствии Маркион обнаружил и выкупил это послание «в никуда» у потомков обманщика за хорошие деньги. Возможно даже, что этот нарочный был тем самым епископом Ефеса, «учеником» Павла –
